Кажется, еще не писала про мои опыты с миром звуков.



К шести годам я не могла спеть "Спят усталые игрушки" два раза подряд одинаково. У меня обнаружилось отсутсвие музыкального слуха. Судьба была определена-музыкальное училище имени Виссариона Яковлевича Шебалина-достаточно престижное заведение среди музыкантов.



Училище располагалось(и располагается)в старом здании почти что в центре города, рядом с Краеведческим музеем. В один из первых моих приездов, когда еще мама водила меня, она отвела меня в сторону и показала на крышу училища, которую с дороги скрывали ветки высоченных клёнов. На самом краю сидели две каменные музы. Меня, впечатлительного ребенка, это поразило. Каждый раз, когда я ехала одна, я отходила в сторону так, чтобы видеть этих девушек, проверяла, сидят ли они еще там. Я думала, что они духи музыки, которые живут в этом старом доме со множеством комнат, в которые мне заходить не разрешалось. Вообще, все здание было окутано какой-то таинственностью: не принято было громко разговаривать, все время перетаскивали футляры с загадочными музыкальными инструментами, студенты были странно одеты, не было звонков, знаменующих о начале или конце занятия.



Внутри, у самого входа была небольшая будочка вахтерши с ключами от кабинетов и телефоном. Гардероб располагался в цокольном этаже. Там же были малюуусенькие комнатки для индивидуальных занятий по специальности. Были большие и красивые залы с роялями и бархатными шторами, с подиумами и крутящимися стульями, с гипсовыми бюстами. Там занимались старшие студенты. Я играла там всего пару раз за пять лет, когда не было свободных репетиционных кабинетов.



Учиться музыке я не хотела. Упорно сопротивлялась, и через пять лет противостояния родителям я победила.



Самыми любимыми предметами были музыкальная литература и специальность(фортепиано). Преподавательница по специальности Лидия Александровна, кажется, была очень эмоциональной женщиной, разговаривала на повышенных тонах и чиркала ручкой в моих нотах. Меня это возмущало, потому что меня с детства научили бережно обращаться с книгами, но я молчала, потому что жутко ее боялась. Она была маленькая, сухонькая,сморщенная, но жутко энергичная старушка с длиннющимми красными ногтями, этакая Бабка-Йожка.



С сольфеджио были огромные проблемы, потому что я то ли пропустила, то ли прослушала, в общем, не знала как переписывать примеры на тон или на полтона выше/ниже, из минора делать мажор, а из мажора минор. Зато постоянные диктанты развили музыкальный слух и чувство такта.



Хоровое пение. Я принципиально прогуливала, потому что мне было лень ездить по пятницам после уроков. Голос мой определили как не самое высокое сопрано. Однажды я пришла на урок, но моё место заняли, и я села не в свою секцию, преподаватель это услышала, отчитала меня по полной программе перед всем курсом, сказала к альтам больше не садиться. Еще меня не устраивал репертуар. Поэтому в хоре я появлялась крайне редко, в отличие от моей подружки и одноклассницы Люды Никишовой, которая петь вообще ненавидела, но регулярно ходила от страха получить ремнем от строгой мамы.



Экзамены. Экзамены это всегда стресс. Концерты в музыкальном училище-это сборище всех учеников, их родителей и преподавателей, комиссия в большом зале, где проходили занятия хора с черным завораживающим роялем посередине.



Мой первый экзамен я помню очень отчетливо, я играла шестая или девятая по счету. Произведение, выбранное моим преподавателем, было сложным: с переменой размера и знаками альтерации, с нажиманием педалей, с долгими паузами и лигами. Я не сильно волновалась, но, как мне потом сказала мама, я очень громко считала во время пауз и слишком эмоционально раскачивалась на стуле. Моя подружка Карина, которая занималась у другого преподавателя, сыграла примитивнейший пример, который я разучивала для тренировки пальцев. Его единственный я помню наизусть спустя 10 лет после музыкальной школы. Помню как стояли в темном коридоре, пока комиссия решала кому какие оценки поставить. Потом было индивидуальное собеседование и разбор ошибок. Мне было жутко обидно, что я сыграла на четыре и сложное произведение, а она на пять, но легкое. Дома получила критику по полной программе. С того момента музицировала целыми днями из ущемленного духа первенства.



Спустя пять лет я попросила у родителей отдохнуть годик, пообещав, что буду заниматься самостоятельно. Настало лето, фортепиано запылилось, пальчики забыли как бегать по клавишам. В училище я больше никогда не вернулась.



А еще я никак не могла понять, почему я не могу учиться играть на скрипке, а моя мама никак не могла мне втолковать, что у меня нет способностей. Обожаю Ванессу Мэй.